Сообщений в теме: 26

[XenoX]

Не знаю что меня сподвигло напечатать этот отрывок из книги Е.Радова "змеесос", но что-то сподвигло если кому не лень и он прочитает его и у него даже, возможно, где-нибудь появяться объекты отдалённо напоминающие мысли то постите их сюда, если же не то не постите.------------------------------- Превосходным утром нового дня Сергей Шульман вышел из своего дома, чтобы идти по улице и смотреть на людей. Его берет на голове был замечательно синим, словно сирена милицейской машины, поменявшая свою функцию устрашения на призыв и доброту. Сергей был статным брюнетом с усами и очками, разрез его глаз был чуть-чуть монголоидным, на спине имелся шрам. Он чувствовал себя смелым и мужественным участником жизни, который любит пройтись по улицам, заполненным женщинами. В глубине души Сергея Шульмана зрела некая эйфория, порожденная прелестью молодого бытия, запечатленного в шагающем теле Сергея и направленная на иные, противоположные ему по строению, тела. Вот - великая повторяющаяся в веках жизнь цвела повсюду, рождая одни и те же проблемы и загадки, обладающие прелестью первой ночи своего решения; люди могли заняться чем угодно и блаженно умереть, поскольку каждый из них был в сущности никем, или ничем, и только дураки желали стать всем, в то время как остальные удовлетворяли свою жажду бытия попыткой быть простыми жителями и прильнуть к другому полу без задних мыслей, только лишь из-за удовольствии любить и быть счастливыми. Воздух надежды овевал ковбойский лик Сергея, когда он задумчиво пускал правую руку в карман хорошо сидящего на нем пальто и изображал на своем лице легкость, присущую соблазнителям всех времен и народов и готовую устремить все существо на добычу со скоростью мотылька, летящего в пламень свечи. Оставалось лишь найти нужный объект, согласный радоваться сегодня вместе с Сергеем различиям влюбленных тел и единству душ и устремлений. Была великолепная весна, проникающая словно в поры жаждущего ласки тела, и в конце концов Сергей пошел в кафе, поскольку там было проще познакомиться с приятной легкой девушкой чем на улице или в магазине. Сергей, сняв берет, словно входы в церковь, бодро прошагал через стеклянные двери прямо к стояке, за которой стоял ленивый самодовольный бармен, и замер там, осматривая сидящих за столиками людей. Рядом с окном сидели две очень миловидные девчонки, похожие на школьниц, и пили апельсиновый сок. Шульман не мог разобрать ни слова из того, о чем они так бойко и весело говорили, но вид у них при этом был очень приятный и юный; они щебетали, как птицы, собравшиеся улетать в заморские страны, и смеялись так задорно, как будто перед их столиком происходила битва кремовыми тортами. Сергей внутренне приосанился, изобразил какую-то восторженную полуулыбку, но тут его отвлек недовольный голос бармена: - Чего вам? - Одну секунду! - весело и громко ответил Сергей и отправился к девушкам. Он шел к ним, преисполненный любви и нежности, как прекрасный кавалер. Он подошел и встал учтиво около их прелестных головок и даже издал некоторый звук, чтобы стать заметным существом, имеющим свою личную цель. Школьницы перестали смеяться и беседовать и посмотрели на Сергея. - Доброе утро, девушки! - сказал Сергей радостным тоном. - Не позволите ли к вам присесть? - Идите в задницу, молодой человек, - сказала одна школьница и продолжила прерванный разговор: - И вот когда он меня взял за сосок, я поняла, что... Сергей Шульман почувствовал себя обгаженным, и ему почему-то захотелось сказать "честь имею". Но он наклонился вперед, постоял еще немного, а потом, нагло улыбаясь, вышел из кафе. Настроение стало плохим и грустным. Сквозь улицы он бродил, наблюдая кишение женских существ повсюду. Их юбки трепетали, их кофточки светились, как душа набожного человека, их глаза ждали прекрасных мужских лиц, и их руки ждали поцелуев. Сергей, словно таинственный незнакомец, смотрел на них загадочно и гордо, но не говорил ни слова. Здесь нужно сказать пару слов о Сергее Шульмане. Выходец из семьи служащих, он уже три года был инженером. После окончания школы учился в институте, шлялся по пивным, имел каких-то нелюбимых любовниц. Его тело было мускулистым и довольно стройным, он очень любил проснуться утром с бабой, быстро встать с постели, включить музыку, сделать завтрак и уничтожающе смотреть на спящее женское лицо. Его мать была учительницей начальных классов и очень уставала. Сергей умел говорить по-английски и собирал марки. В это утро он пошел гулять, потому что была суббота. Он стоял, как одинокий герой, живущий внутри себя, смотрел на себя, не находя ничего интересного, и мог бы быть мертвым. Он не существовал; он думал, что любит этот мир и готов умереть. Он смотрел на этих женщин, зная, что хочет их любить и трогать руками и говорить что-нибудь истинное, потому что устал быть пустым, как человек. Он видел, как у него появляется задача, он не знал, кто, но он готов был ждать. Женщина шла напротив, и он стоял и любил ее и хотел ее убить. - Стойте! - крикнул Сергей Шульман, бросившись к даме, словно бросая ей цветы в лицо вместо поцелуя. Ольга Викторовна Яковлева остановилась, широко раскрыв прекрасные глаза. - Я хочу быть с вами, хочу любить вас, можно я провожу вас и приглашу с собой в кафе? Я расскажу вам истину. - Но я вас не знаю... - сказала Яковлева, улыбнувшись. - Вы узнаете меня, я сотворю вам тайну, я ничего не хочу, я чувствую свою задачу, я вижу в вас цель и человека, вы должны просто слушать меня, это интересно, я угощу вас шампанским, меня зовут Сергей, а? - Оля, - представилась Яковлева, протягивая ручку. Шульман поцеловал ручку так, словно это были губы. - Шампанское находится где-нибудь там! - сказал он, показав перстом вдаль. - У меня мало времени, - сказала Яковлева, посмотрев на часы. - Скоро свидание. Я не пью шампанское, я хочу коньяк. Я готова с вами побеседовать, потому что у вас приятный напор. Шульмана чуть не стошнило при слове "напор", но потом он посмотрел в лицо Яковлевой и, увидев ее горячие глаза, обещающие все, пришел в какой-то оцепенелый восторг, переходящий в небесную любовь и нежность. - Что с вами случилось? - участливо спросила Яковлева, беря его под руку. - Я готов умереть, или жить вечно. Это одно и то же. Мир гениален, как искусство. Я понял все. - Отлично! - воскликнула Яковлева и топнула каблучком по дороге. - Я расскажу тебе все, как только мы выпьем этот бессмертный налиток богов - коньяк!!! Сергей Шульман захохотал, думая о прелестях мироздания. Они шли вперед, желая прийти скорее в кафе. Они пришли в пиццерию и сели за столик. Шульман подошел к стойке бара и купил два бокала с коньяком. - Ура! - сказал он, чокаясь. Яковлева выпила до дна, не сказав ничего. Сергей выпил, став пьяным и желающим говорить. - Итак, мир существует любой, на выбор, только никто не выбирает и боится его сотворения, боится быть творцом даже в искусстве, не говоря уже о реальности. Я понял реальность дискретно прерывисто, как моменты, я могу их даже зафиксировать; в лучшие моменты можно ощутить так называемый трагизм, но это чушь, ничего трагического, это эйфория, это просто кайф от конечности, оттого, что умрет ночь и утро, оттого, что любовь имеет начало, рай и конец, оттого, что я совершенно свободен; я могу не быть великим, поскольку я уже не бог, но могу точно соответствовать тому что мне нужно. Лучший карандаш - тот, который лучше всех пишет, лучшая сабля - та, которая лучше всех рубит, и нет нужды искать высшую сущность, их сущность в абсолютном следовании себе, своей сверхзадаче. Человек почему-то решил стать богом, вместо того чтобы найти свою цель и следовать ей. Ему уже дано все, я уже могу восхититься именно этим кафе и днем и своей смертью, а не считать это акциденцией, глупым приключением, нежизнью. Это и есть ничего не значащая паутина всего бытия, что ж, я свободен от него, это как зеленое растение вместо мертвой идеи; случайность есть жизнь, идеал есть гибель. Я могу любить, могу жениться на девушке, если встречу ее просто так, я готов стать крестьянином, потому что цель - тайна, и если я создам ее хотя бы здесь, в кафе, на этом месте, в этом бокале, я готов уйти туда вглубь, умереть там; мне нет нужды играть дальше в непонимание, все очень просто, все очень скучно, только мы можем сделать мир другим. - Можно еще коньяка, - сказала Яковлева. Шульман встал, купил еще два бокала. Яковлева выпила до дна, не сказав ничего. Сергей выпил и продолжал свою речь. - Поэтому только здесь и сейчас я могу сказать про этот момент, что он лучший, поюму что он - есть, а другие были, или будут, и только сейчас я могу умереть, потому что больше ничего интересного не будет; все равно, мы сами устанавливаем иерархию, нет ничего существенного, если бы был бог, он был бы конкретен и прост, как и я, а может быть, и нет. Суть бога никого не должна волновать, это его трудности, его проблемы; идеи человека глупы и упираются в стену, а я люблю идти вокруг стены, или, лучше сказать, вдоль стены, вбок, а не вверх и не вниз; я готов даже остаться здесь, я хочу остаться здесь, прямо сейчас, это как воспоминание о настоящем. - Хорошо, я отдамся вам, - сказала Яковлева. - Правда?! - жадно спросил Сергей, не веря своему счастью. - Правда, - сказала Яковлева, посмотрев на часы. - Только у меня мало времени, поэтому пойдем в подъезд. - Ура! - закричал Шульман, поцеловав Яковлеву в щеку. Они вышли из кафе, шатаясь, потом пошли в подъезд и поднялись в лифте на последний этаж. - Кажется, здесь тихо, - по-товарищески прошептала Яковлева сняв с себя пальто и перчатки. Она положила пальто на пол, легла на него, сняла трусы, сапоги и колготки, задрала свое платье и прошептала: - О приди сюда, мой возлюбленный, моя брошь в волосах, мое солнце в море, мое кофе на столе! Я так ждала тебя, я мечтала о тебе, я знала, что ты вернешься все равно! Я всю жизнь провела одна, думая лишь о тебе, и сейчас ты будешь со мной - миг настал!!! Обними меня нежно, как лайковая перчатка, сожми меня крепко, как питон, поцелуй меня сладко, как ликер. Люби меня сильно, как вибратор. Шульман затрясся от радости, слушая эти слова. Он снял трусы, ботинки и штаны и лег рядом с Яковлевой, обнимая ее плечо. Но то ли коньяк, то ли нервы сделали гнусное дело, и некоторая импотенция поразила мужественность Шульмана в самый член. Он лежал, как бревно, глупо смотря на пышущую жаром Яковлеву, и ничего не мог сделать. Он пытался ее ласкать, но это не помогало. - Ну что же с тобой! - досадливо воскликнула Яковлева и начала характерные женские действия. - Черт его знает... - пробурчал Сергей, осознав, что ничего не выйдет - он уже зациклился на этом моменте, и теперь не помогут даже самые приятные поступки, совершаемые жертвенной женской душой. - Почему это? - спросила Яковлева, прекратив свои методические ласки. - Я не знаю! - крикнул Сергей. - Проклятье! Я сейчас самоубьюсь! Они лежали молча минут пять. Потом Яковлева встала, надела трусы, сапоги, колготки, пальто и сказала: - К сожалению, мне пора. Мне очень жаль. До свиданья, Сережа. Она ушла, скрывшись в лифте. Шульман остался один. Он лежал на каменном полу лестничной площадки с голым глупым видом и смотрел в окно, где сияло солнце. Он не хотел вставать. Ему даже не хотелось ничего конкретного. Он лежал, и перед его глазами проносилось видение голых женских тел, готовых для него на все. Он хотел рассказать им что-нибудь о себе, но они жаждали его любви. Сергей закрыл глаза и увидел тьму. Он открыл глаза и увидел свет. Он встал и взял свой шарф. Через некоторое время его тело ослабло и свободно повисло, словно желая упасть на пол, хотя стояло на коленях, и Сергей Шульман был задушен своим шарфом, привязанным к лестничной ограде крепким узлом и обернутым вокруг шеи в виде петли. Агония была недолгой и тихой. Возможно, он попал в эмпиреи, прекратив этот земной круг, но люди, обнаружившие труп, ничего не узнали об этом, да и Лев Козлов перерезал вены.

[XenoX]

Вот ещё такой вопрос, это кто-нибудь да конца прочитал?Ещё отрывочек:- Знаешь, что я скажу тебе, милая моя? - спросил он, начиная беседу. - Я не понимаю связи между отношениями людей и наличием или неналичием факта свершения ими любовного акта друг с другом. Точнее, я понимаю всю важность и влияние этого акта на дальнейшую дружбу, или ненависть, но мне странно иметь в виду при рассмотрении человеческих отношений некий момент единения половых органов данных людей, который повлиял на дальнейшее. Казалось бы это животное, даже детское действие не должно быть таким уж важным для умных и цельных структур, а однако именно оно зачастую оказывается кардинальным событием в пересечении жизненных путей двух высокоразвитых индивидов и определяет порой все состояние их внутреннего мира на данным отрезок времени. Лоно веско помолчал, глубоко затянувшись дымом от сигареты. - В самом деле, продолжил он мысль. - Кто бы мог подумать из устроителей этого мира, что такие замечательные понятия, как любовь, честь, верность, долг и прочее, будут впрямую зависеть от взаиморасположения каких-то, извиняюсь, "пипок"? Ведь это же восхитительно и интересно, дева моя! Это истинный грех, именно он так чудесен и приятен; ведь когда я думаю о том, как ты прекрасна, я готов мысленно сорвать с тебя трусы! - А я готова натурально сорвать с тебя трусы, - серьезно сказала девушка.

Сообщение отредактировал XenoX: 06 декабря 2004 - 11:00

[Адель]

Вот ещё такой вопрос, это кто-нибудь да конца прочитал?

Я прочитала!!!!! Я сделала это. Впечатлило и навело на раздумья...

[XenoX]

Я прочитала!!!!! Я сделала это.

Молодец!

Впечатлило и навело на раздумья...

Может поделишься своими думами ;)

[Адель]

Может поделишься своими думами ;)

может, и поделюсь :)

Его берет на голове был замечательно синим,

меня терзают смутные сомнения, что Сергей был голубым. При чем, истеричным, как баба. И истерия эта тихая, и от этого еще более страшная.

Ну что же с тобой! - досадливо воскликнула Яковлева и начала характерные женские действия.

- это какие-такие характерные женские действия?

Потом Яковлева встала, надела трусы, сапоги, колготки, пальто

- супер последовательность одевания. Сначала сапоги, а потом колготки. :)

[XenoX]

может, и поделюсь :)

Загадочная ты наша.

меня терзают смутные сомнения, что Сергей был голубым. При чем, истеричным, как баба. И истерия эта тихая, и от этого еще более страшная.

Скажем так и мужчины ему нравились тоже :)Могу продолжение запостить если интересно.

- это какие-такие характерные женские действия?

А как ты думаешь?Это как в анекдоте: Утром Вовочка подходит к маме и спрашивает: - Мама, а что наш папа ночью обкакался? - Почему ты так думаешь? - спрашивает мама. - А я слышал, как ты ему ночью говорила: "И долго я буду мять это говно?"

- супер последовательность одевания. Сначала сапоги, а потом колготки. :)

Это блин новое дизайнерское решение.(ну опечатка)

[Адель]

В каждой женщине должна быть загадка, а также подсказка и отгадка.Жду продолжения.

[XenoX]

Сразу предупреждаю, что продолжение странное(но читать стоит до конца) ;) вот:Сергей Шульман женился. Степан Чай коснулся указательным пальцем правой руки своего лба и плюнул на землю между ступней, издав характерный звук. В глубине его мозга зарождалась идея стать счастливым. Он подпрыгнул на месте два раза, звякнув ключами в кармане, а потом его глаз увидел старуху, идущую рядом с бордюром тротуара. Чай свел свои губы в какую-то трубочку и чмокнул ими, целуя не очень свежий воздух перед собой. Он стоял на тротуаре, одной ногой наступив на бордюр. Указательный и большой палец его правой руки сжали кончик носового платка, торчащего из кармана, и потянули вверх, вынимая платок. Потом указательным, большим и средним пальцем Чай сжал платок, обволакивая им свой нос. Сделав большой выдох через нос, он пневматически удалил из внутренней части носа сопли и козявки, которые попали прямо в платок, предназначенный именно для этого. Потом он сложил платок пополам, еще раз пополам я еще раз пополам, и его правая рука положила платок обратно карман, утрамбовав его расположение там большим пальцем. Итак, отдельные сопли Чая хранились теперь в носовом платке Чая. После этого Степан двинулся вперед, совершая своим телом сложные ритмические движения ногами и руками, нужные для перемещения в пространстве. Кончик его языка был прислонен к задней стенке двух верхних передних зубов, иногда смещаясь к альвеолам. В мозгах Чая крутились фразы из "Песни о Буревестнике". Студия Степана Чая сперва пяткой наступала на землю, отталкиваясь от нее и перемещая весь корпус тела вперед, а в последнее мгновение один только передний кончик ступни оставался на земле - и миг проходил, и все кончалось, и нога покидала тротуар. Зрительные нервы раздражались обилием упорядоченных красок и фигур. Мозги фиксировали увиденное, как-либо реагируя на него. Однажды некая мини-юбка родила сексуальное возбуждение, и рог Чая раскрылся, чтобы издать озабоченный вздох. Потом очарование прошло, и руки засунулись в карманы, нащупав в одном из них все тот же носовой платок. Путешествие продолжалось. В мозгах возникло явное осознание того, что происходит с организмом. Состояние было легким и дурным, - оно было простым похмельем, и это не было странным, так как из-за детерминизма такие ощущения почти всегда наступают наутро, если ночью выпить много водки, а Чай так и сделал, беседуя с отцом о судьбах всего человечества. Как только наступило это понимание, ноги Степана Чая прекратили свое движение; дрожь пронзила все, что было собственно им, и мозг захотел алкогольных напитков. Потовые железы стали обильно выделять пот, рука устало вытирала его со лба, депрессия утомляла нравственную суть Чая, а вспоминающая часть мозгов выясняла, где же есть спиртное вблизи от тела. Наконец мозг решился, и Чай на миг стал словно един в своем порыве выполнить пожелания тела и приказ продукта его духовной деятельности. Все его существо как-то подобралось, приосанилось, и ноги начали новое движение вперед. Через какое-то время, продолжительность которого остается неизвестным, Степан Чай правой рукой открыл дверь в пиццерию, и вошел внутрь. Пройдя совсем небольшое расстояние, его тело остановилось у стойки; глаза немедленно стали смотреть на мигающие лампочки, развешанные над барменшей. Барменша напрягла един мышцы шеи, расслабив другие, для того, чтобы ее лицо вместе со ртом, который мог извлекать из нутра членораздельные звуки, повернулось к посетителю, которым в данный момент являлся Степан Чай. Он проделал аналогичную операцию и издал членораздельный звук, обладающий вполне определенной интонацией. - Двести грамм шампанского. Потом все пошло в точности так, как и должно быть; руки барменши начали производить ряд действий, которыми можно пренебречь в описании, пальцы же Чая извлекли из правого кармана штанов два рубля и положили их на поверхность стойки - чтобы рука барменши потом взяла их, присоединив к остальным деньгам, полученным за продажу алкогольных напитков. Наконец Степан Чай взял бокал шампанского, обхватив его ножку тремя пальцами, и пошел к столику, чтобы сесть на стул, соприкоснувшись с его поверхностью своими ягодицами и спиной. Так и произошло; и тут же бицепсы руки Чая стали сокращаться, поднимая руку с бокалом вверх прямо ко рту; и губы Чая обхватили стенку бокала, а полость рта стала создавать отрицательное давление, нужное для того, чтобы засосать ценную жидкость внутрь организма, который жаждал ее, словно истинно нужную ему вещь, и был готов к ее восприятию и усвоению. Вкусовые рецепторы в полости рта кайфовали, чувствуя елочное покалывание шампанской сладости, проходящей в пищевод и желудок. Весь корпус тела Чая слегка вибрировал, поглощая в себя долгожданную жидкость; вены, артерии и капилляры были готовы с радостью всосать алкогольную сущность шампанского в себя, чтобы общее самоощущение индивида стало хорошим и романтичным. Голова Степана Чая слегка откинулась назад, на шее четко обозначился остренький кадык, и мозги, как нельзя более единые в своих желаниях, ждали наступления опохмелительной эйфории, которая в соответствии с детерминизмом должна была начаться вот-вот. Где-то в совсем других координатах умирало тело Андреева. Какое-то время не происходило ничего существенного, потом же все началось, и мысли стали путаться и спотыкаться друг о друга, и голова наклонилась теперь вперед, и весь Степан Чай словно расцвел от физических и моральных удовольствий, как будто был прекрасным цветком, которого только что опылил шмель. Истинная радость проникла в его душу, располагающуюся непонятно где. Рука Чая снова поднесла ко рту бокал, и вновь губы обхватили стенку, и рот поглотил оставшуюся алкогольную газированную жидкость. Корпус тела расслабился и как бы перестал ощущать свою подлинную массу. Прошел какой-то отрезок времени, и чувство наступившего опохмеления прочно овладело внуренним миром Степана Чая. Наконец он поднял свое тело, направив его на улицу, и ноги медленно начали изображать движения, нужные для ходьбы. Все, что было им, покинуло пиццерию и направилось дальше. После этого новые идеи овладели его мозгом. Ноги замедлились; правая рука полезла в карман, чтобы достать оттуда монету 2 копейки. Все это было проделано, и Степан Чай зашел в будку телефона-автомата. Выставив вперед указательный палец и вдев его в отверстие телефонного диска, его рука набрала семь цифр и затем ослабление повисла вдоль тела. Степан Чай звонил Ольге Викторовне Яковлевой. Его гортань издала ряд членораздельных звуков после того, как мозг через ухо понял, что абонент взял трубку на своем конце провода. - Здравствуй, Оля. Я стою здесь, мне грустно и одиноко. Я хочу увидеть тебя. Давай встретимся с тобой на площади Победы, или я могу прийти к тебе в гости с коньяком и цветами. Я расскажу тебе веселый анекдот, и мы будем смеяться вместе над его юмором. Мы можем гулять и пить чай. Членораздельные звуки прекратились. Ухо Степана Чая некоторое время воспринимало звуковые сигналы, идущие из телефонной трубки, а мозг обрабатывал информацию, чтобы принять приемлемое решение. - Отлично! - раздался новый членораздельный звук из гортани Степана Чая. - Я еду! - прозвучал еще один такой же звук. Через некоторый промежуток времени, на протяжении которого происходило много всяких вещей и действий, указательный палец Степана Чая уткнулся в кнопку звонка, расположенного справа от двери квартиры Ольги Викторовны Яковлевой. Опанас Петрович крякнул, сидя в туалете, и прокричал жене: "Эй, иди выключи телевизор!" Жена степенно подошла к телевизору, нажала на кнопку, и он перестал показывать передачу о коррупции. Опанас Петрович вышел из туалета, запер дверцу на задвижку и пошел в ванную. Там он помыл руки и долго вытирал их полотенцем. Когда он пришел на кухню, ужин был уже готов. "Устал я!" - сказал Опанас Петрович. Он работал в милиции почтмейстером. Наконец дверь открылась, и человеческая фигура наполовину выступила из проема. Ее рот открылся, издавая членораздельный звук. - Привет, проходи. Я рада тебя видеть. Фигура, принадлежащая, как стало ясно по тембру голоса, женщине, посторонилась, впуская тело Степана Чая внутрь квартиры. Ноги Чая переступили порог, и он оказался в прихожей. После ряда телодвижений, связанных со сниманием верхней одежды и туфель и надеванием тапочек на ступни, Степан Чай вошел в комнату и сел в кресло. После того как было выпито три четверти бутылки коньяка, рука Степана обняла плечо Оли. Настроение было элегическим, раздался мужской членораздельный звук. -Ты мне очень правишься, Оля. Рука Чая крепче сжала плечо Яковлевой, потом кисть начала спускаться к груди и пытаться нащупать сосок. Снова раздался мужской членораздельный звук. - Я хочу тебя, Оля. - А я не хочу тебя. Это прозвучал женский звук. - Но почему?! Этот звук был вновь мужским. - Не знаю. Маленькая кисть руки Яковлевой сбросила с груди кисть Степана Чая. Туловище Чая обиженно отодвинучось от тела Ольги Викторовны. Рука его взяла бутылку с коньяком, вылила коньяк в рюмку, поставила бутылку на пол, взяла рюмку, поднесла наверх ко рту, губы сжали стенки рюмки, и наконец Степан Чай залпом выпил коньяк. В мозгах его воцарилось самоубийственное, обескураженное настроение. Резким рывком тело выпрямилось, ноги решительно пошли к двери. Никто не хотел остановить их. Через некоторое время только что открытая дверь громко захлопнулась, поскольку была послана на свое место разочарованной рукой Степана Чая. Рот Яковлевой зевнул. И вот на улице слюнные железы Чая выделили слюну, она проникла в ротовую полость, и Степан плюнул на темный асфальт. Тут неожиданно предательская стрела, выпущенная непонятно откуда, пронзила учащенно бьющееся сердце Степана Чая; его гортань издала высокий и резкий нечленораздельный звук, а потом туловище начало мгновенно слабеть и, словно потеряв каркас, упало на асфальт. Пронзенное сердце перестало выполнять свои животворные функции, превратившись то ли в простой кусок парного мяса на стреле, то ли в высокий символ. Наверное, Степан Чай вернулся откуда пришел; и капля лужи проникла в его носовой платок, торчащий из правого кармана и высохший там, став несущественным серым пятном.&Аркадий Верия родился двадцать семь с половиной лет тому назад. Сейчас он сидел и смотрел на грустный огонь, заключенный в костре, или в камине, и сжигающий какие-нибудь дрова и предметы с восторгом возвышенного умертвителя; все было обращено в приятные огненные тени, словно очарование готово было родиться в мигании углей и в дыму; и Аркадий Верия был умиротворен течением жизни и собственным существом и гладил свое колено, как будто на нем только что сидела загадочная возлюбленная. Медовая, обволакивающая прелесть огня дышала сыростью чуткого утреннего леса, байковой, мятной секундой восторга любви и снов, и шелковой тайной родных существ. Как святилище в кино, или дождь в твоей памяти, предметы меняли свой смысл в обычной полутьме, и оставалось только надеть пижаму, чтобы остаться на равных с остальным окружением, и молчать, желая смерти; и погрузиться в эйфорию уже описанной мягкотелой обыденности, чтобы понять какую-нибудь очередную великую истину, не имеющую слов; и взглянуть вдаль и вперед, где сверкает новый огонь. Так сидел он - Аркадий Верия - и испытывал радость, не думая о зле. И словно явленный призрак, прерывающий печальное безмолвие, раздался ласковый звон телефона, имеющий потенцию родить счастье и красоту. Аркадий вскочил с сиденья, на миг застыв в агрессивной позе, словно был сильным чемпионом, а потом изменил настроение, почувствовав расслабленную ласковость своею внутреннего мира, и снял трубку, приложив ее к щеке, как целующую мордашку любимой. - Друг мой! - сказал восторженный девичий голос. - Ты совсем забыл меня! Я все время думаю о тебе, я скучаю по тебе, а не могу без тебя. Аркаша, какой же ты хороший! - Кто это? - настороженно спросил Верия, запуская свою душу в высшие сферы счастливых моментов, расцветающих в веселии свежего озонного бытия. - Кто это говорит? - Это я, родной и милый, это я - Оля. Оля Яковлева. - Понятно, сказал Верия. - О, скажи мне свое чудесное согласие, и я прилечу к тебе на крыльях, принесу тебе себя, я так люблю тебя видеть! - Приезжай - хмуро сказал Аркадий, повесив трубку. Время происходило внутри пространства, рождая в нем изменения, тьма заполняла комнату, усугубляя электрический лад. Вечер, словно снег, неотвратимо ложился на землю, приближая час своего конца. Аркадий Верия сидел в кресле и смотрел на огонь. Неважно, сколько продолжалось уже описанное бдение, так Как ничего нового не возникло в этом месте; но прелесть нетерпеливого ожидания была уничтожена задумчивым абстрагированием От насущной жизни и предстоящих событий и низведена до уровня простой безделицы, ждущей впереди. Раздался заключающий эту чисть жизни звонок в дверь, и Аркадий медленно пошел открывать вход в свою обитель, для кого-то желанную, для кого-то словно и несуществующую вовсе. Великолепное женское существо стояло за порогом, выставив вперед улыбающиеся блистательные губы, накрашенные темно-лиловой помадой; Верия поцеловал их от души и пригласил гостью войти внутрь; и тут же чудесный запах легких, каких-то каменных духов заполнил близлежащее от дамы пространство, и стало так, будто эльфы принесли на своих крыльях лучшую невесту сыну человека, а она покрыта черной прозрачной кисеей и излучает из себя призыв следовать тайне ее глаз и голоса, и умереть, осознав себя не тем. - Привет тебе! - сказала девушка, снимая черную шляпу. - Я счастлива оказаться здесь опять! - Проходи, - тупо произнес Аркадий, показывая рукой на кресло. - Спасибо! - пискнула Оля и уселась в кресло. Какое-то время они говорили разные слова, рассказывая истории, и Оля сидела, раскрыв глаза и создав на своем лице выражение восторга и любви, но Аркадий не замечал ничего, попивая свой кофе; смотрел в окно, или на стену и был бесстрастен, словно не любил вообще никого, кроме вечности и истины. Девушка Оля положила свою теплую ручку на колено Верия и посмотрела прямо в его лицо. Аркадий смутился. - Нет, Оля! - сказал он патетично. - Я не могу быть с тобой. - Но почему?.. - слезно прошептала девушка. - Я хочу тебя, милый!.. - Потому что я - педераст, - извиняющимся тоном проговорил Аркадий и цокнул, кивая головой, словно сожалел об этом. - Не может быть... - отчаянно сказала Оля, сжав колено Аркадия своей прекрасной рукой. - Я не верю!.. Они замолчали, думая о грусти, которая охватила их души. Потом Аркадий Верия мягко и почти не обидно снял руку Оли со своей ноги, посмотрел в ее красивые глазки и возвышенно сказал: - Оля, не все так просто! Мужчины, юноши - это самая большая прелесть, существующая под луной. Когда я смотрю на их статуи, на их торс, плечи, ягодицы - меня охватывает такое упоение, такой чувственный восторг, такой подъем всех сил и желаний, что я даже готов умереть в этот миг, или же остановить его! Давид - это мой идеал; он - само совершенство, он - чудо, я готов целовать его куда угодно, я готов делать с ним все, готов провести с ним ночь, готов молиться на него... Я млею при виде голого мужского тела; загорелое гладко выбритое лицо, бицепсы, плечи, литой живот, и дальше, дальше, дальше... Он берет тебя сильной рукой, ласкает, хочет тебя; целует долго, страстно; шепчет слова... "Ах, дурочка моя..." Или назовет тебя рыбкой - такой сильный, крепкий, гладкий... Я бросаюсь перед ним на колени, обнимаю ноги, ягодицы, весь замираю, ловя каждый его приказ, жест... Он - господин, он - мой, никому его не отдам, мне с ним хорошо, я весь превращаюсь в абсолютный стон, когда он со мной; небо сходится с землей, жизнь прекращает течение, я становлюсь ребенком, становлюсь нерожденной еще деткой, плачу и смеюсь, дрожу, ликую, и умираю от любви и желания, и засыпаю наконец, счастливый, как невеста, впервые испытавшая любовь и сладостный стыд. - Я абсолютно согласна с тобой, - сказала Оля. - Ну вот и хорошо, девочка моя! - обрадовался Верия, хлопнув себя по ляжкам. Они сидели молча, затаив мысли и думая об одном. Потом Оля вдруг взяла свою лакированную сумочку, открыла ее и достала перочинный ножик. Она обнажила небольшое лезвие и проверила пальцем его остроту. - Ах ты, пидер гнойный, гомик вонючий!.. - закричала она вдруг прямо в лицо Аркадию, который совершенно растерялся, и стала наносить ему резкие колющие удары ножом в разные участки тела. - Прекрати, дерьмо... - залепетал Верия, постанывая и прикрываясь руками от неотвратимого ножичка. Но когда лезвие вошло в его горло, все было кончено. Аркадий рухнул на пол, разбрасывая, словно марионетка, у которой обрезали нитки, свои руки и ногн, издал гнусный хрип и взвизг, и скончался, завершив земной круг. Оля выдернула ножик из горла и вонзила его зачем-то в голубой красивый глаз. Она встала над трупом во всем своем женском великолепии, достала помаду, накрасила губы и поставила свою ножку в каблучке прямо на окровавленную грудь Верия, будто олицетворяя собой некую грацию, путем убийства победившую смерть. Такой ее и увидел Лебедев, пришедший в положенное время к Аркадию, чтобы совершить противоестественный половой акт. - Аааааа! - заорал бедный Коля, когда перед ним открылась прелестная картина конца жизни и любви. В мерзостной камере Яковлева была хороша, как никогда, и даже стражник не смог соблазнить ее в последнюю ночь. Она сидела в черном платье и курила папиросу, оставляя на мундштуке след помады и запах чар, и статный надзиратель приобнял ее за плечико, жалея ясную, как солнце, участь жестокой убийцы. Но Ольга высвободилась, шлепнула по мундиру своей ручкой и сказала, глядя прямо в возвышенную звездную ночь за решеткой: - Любовь не продается, милый. Я останусь верна самой себе. Наутро ее вывели во двор и застрелили, попав пулей в затылок. Ольга Викторовна Яковлева рухнула на полузеленую майскую землю, чтобы больше не целовать и не убивать никого, и закончила эти события, не издав ни звука. Может быть, она возникла в новых видах где-то еще, но можно только предполагать это и верить в лучшее. Лебедев часто плачет, думая о несчастной любви Оли и Аркадия. Артем кладет на их могилу букет цветов, а Миша сидит и грустит. Кто знает, где резвятся сейчас их души. Но бытие хранит свои тайны.

[Адель]

Ну, блин это ж надо так эротично пить шампанское.

и тут же бицепсы руки Чая стали сокращаться, поднимая руку с бокалом вверх прямо ко рту; и губы Чая обхватили стенку бокала, а полость рта стала создавать отрицательное давление, нужное для того, чтобы засосать ценную жидкость внутрь организма, который жаждал ее, словно истинно нужную ему вещь, и был готов к ее восприятию и усвоению

и вновь губы обхватили стенку, и рот поглотил оставшуюся алкогольную газированную жидкость

Улет.

[XenoX]

Улет.

Во во :) Интересный стиль изложения ;)

[Адель]

XenoX, будь товарищем, дай почитать книгу. Я тоже хочу научиться так эротично пить шампанское. Обещаю продемонстрировать свое умение.

[XenoX]

2 АдельКнига не предназначена для людей с тонкой душевной организацией ;) там есть немного откровенный взгляды на жизнь и описание ситуаций ;)Могу выслать в электронном варианте ;)Если ты знаешь что такое постмодернистский роман или читала кое-что из В.Сорокина то поймешь о чём я ;)з.ы.Интересно это ты одна такая стойкая?или ещё есть индивидумы способные осилить сиё произведение?

Сообщение отредактировал XenoX: 07 декабря 2004 - 06:32

[Адель]

XenoX, я обеими руками, ногами и пр.частями тела ЗА откровенные взгляды на жизнь и описание ситуаций. Поэтому, ЖДУ.

[XenoX]

2 Адель ну что скачала книженцию?2 ALL народ есть тут настоящие любители креатива, что ещё никто не смог осилить?з.ы.Я чем дальше читаю, тем больше хочу запостить, но блин небуду же я всю книгу постить :)з.ы.ы.Грибы знатные :)

[Адель]

XenoX, Агромное спасибо за книгу. Я ее скачала, но вот читать ее в эл.виде как-то не очень удобно. Поскольку в последнее время я являюсь сторонником чтения книг в печатном, а не в электронном виде, то решила книгу купить. А в эл.виде прочитала отрывки. Классно!